День Первый.
Итак, сегодня начинается двухнедельная поездка длиной в четыре тысячи миль. При благоприятном ее завершении я окажусь в Бостоне, проехав всю страну с Запада на Восток. Я лечу в Лос-Анжелес, забираю там Тойоту MR2 85го года, которую я никогда не видел, и еду на ней домой.
Идея состоит не только и не столько в том, чтобы пригнать очередную купленную игрушку. Намного проще и дешевле было бы заплатить $500 и её привезли бы на грузовике, одном из сотен грузовиков, таскающих на себе десяток машин из любой точки страны в любую другую. Нет, прожив в этой стране больше триннадцати лет, и глубоко любя ее, называя ее домом, я никогда не имел достаточно времени, чтобы просто и без спешки поехать куда глаза глядят. Я был во многих больших и небольших городах на обоих берегах, был в Тексасе и на Среднем Западе. Но для меня, как и для очень многих американцев, Америка - это дорога. Сплошная и бесконечная. И свобода наша заключается в выборе направления. Я надеюсь ощутить эту свободу полностью за следующие две недели.
Конечно, лучше было бы ехать помедленнее, навестить побольше друзей, увидеть Карлсбадские пещеры, Нью-Орлеанс, ОшКош, и много-много других мест. Но свобода будет прервана через две недели, когда, проснувшись от противного звука будильника, придётся, наконец, побриться, смыть с себя романтику дороги и поехать на работу - зарабатывать на следующую игрушку и следующее приключение.
Приключение началось с поездки в аэропорт на автобусе по развороченным, но все равно любимым улицам Бостона. В Бостоне идёт строительство века под названием Big Dig. Роют уже восемь лет, и будут рыть еще минимум пять. Что-то ищут, а чего - не видно. На самом деле город решил закопать под землю главную дорогу, проходящую через центр. Сейчас она идет между домов по мосту, создавая пыль и шум. Когда будет прорыт, наконец, туннель ценой в $11 миллиардов долларов (это официально, на самом деле, наверное, $30-35 миллиардов, нтересно, сколько лет можно на эти деньги кормить какое-нибудь мелкое недоразвитое государство?), в нём будет движение в четыре ряда в каждую сторону. По идее, это должно помочь машинам развивать скорость, превышающую 4 км/ч, каковой она является сегодня в час пик. Но, как известно, к тому времени либо Ходжа Насреддин умрёт, либо ишак умрёт, либо падишах умрёт, а скорость какой была, такой и останется. Наверное, наши шансы летать на работу на персональных реактивных транспотных средствах всё же выше, чем наши шансы не торчать по часу под землей дважды в день. Но зато между небоскрёбами финансового центра и заливом океана можно будет гулять пешком, не опасаясь машин.
Если вы не страдаете клаустрофобией, не боитесь получить инфаркт, нелегко поддаётесь волнению от окружающей вас глупости, или вы привыкли к Аэрофлоту, то компания TWA с радостью продаст вам билет на рейс Бостон - Нью-Йорк - Лос-Анжелес. Если вы налетали и намучались с ними достаточно миль, каждый раз обещая себе больше ими не пользоваться, то билет будет бесплатным. Вам даже позволят, немного вымотав нервы, сесть в самолет, летящий в Нью Йорк на час раньше. Не обязательно знать что самолет этот, 30-местный Jetstream J41, представляет собой... трудно описать. Достаточно сказать, что мой шестидесятикиллограммовый зад (весь я - шестьдесят кг, не зад отдельно) упорно не помещался в сидение по ширине. После часoвой торговли с доблестными работниками этой авиакомпании в Нью-Йорке, которые почему-то не очень сносно говорили по-английски, меня втолкнули последним в Боинг 767 и закрыли дверь. Обсуждение в течении часа сводилось к тому, могут ли они посадить меня на рейс, прилетающий в ЛА на два часа раньше, и есть ли в салоне места. Мест, как в лучшие времена Аэрофлота, естественно, не было, даже и не спрашивай. Конечно, когда дверь за мной закрылась, престарелая стюардесса (средний возраст на этом рейсе примерно 60, хотя это неплохо - они хоть опытнее и не порхают вокруг мотыльками, не морочат голову) указала мне на салон, сказав: "Садись где хочешь". В Боинге было примерно пятьдесят свободных мест из двухсот.
Так что, получив полный заряд адреналина, поняв свою никчемность, странно совместимую, однако, с полноправным чувством умственного превосходства и явной невозможностью его применить, мы постояли на взлетной полосе полтора часа из-за неизвестной погоды неизвестно где, и, наконец, Боинг оторвался от бетона в поисках приключений.
Через пять с половиной часов я уже стоял, окруженный двухнедельным запасом шмоток, фотоаппаратов и с компьютером в сумке на плече в аэропорту ЛА. Еще через полчаса девушка, продавшая мне машину, привезла меня домой. За полчаса её езды по ЛА я получил больший запас адреналина, чем за день общения с TWA, а это должно говорить о многом. Её 1991 MR2 прыгала по четырехполосной дороге, как чертик из табакерки, маневрируя в десяти сантиметрах от бампера предыдущей машины. Потом она демонстрировала своё мастерство в гараже возле дома, передвигая четыре машины как пятнашки там, где с огромным трудом могут разминуться две.
Наконец я увидел то, за чем, собственно, и ехал. Красная MR2 без ржавчины, с выцветшей в пустыне краской, но в очень неплохом состоянии. Быстро прикрутив номера, я поехал к родственникам в Сан Диего. Первый долгой день закончился в четыре часа ночи по Восточному времени в просторном доме на холме в тёплом и приветливом Сан Диего.
Машина напомнила мне во всей красе о моих отношениях с предыдущей моей MR2, любимой, но поржавевшей насквозь после тринадцати лет солёных дорог Северо-Востока. Первое, что приходит на ум, это то, что машина довольно шумная внутри. Что можно хотеть от дешёвой спортивной машины пятнадцатилетнего возраста? Потом приходит мысль, что, несмотря на два года езды на других, всё само интуитивно попадает под руки. И, запах Тойоты, в частности MR2, который трудно перепутать с другими. Отъехав чуть от дома, я попытался повернуть за угол. Я был поражен, насколько точным и уверенным был ответ машины. Отсутствие усилителя руля, баланс и мотор посредине. Я на минутку задумался, почему я раньше считал что моя BMW handles, в общем, совсем неплохо. Не по сравнению с этой машиной. Эта отвечает на мысли, а не на движения рук. Так я, наконец, вспомнил, почему я прилетел сюда и почему я готов терпеть шесть тысяч километров шума и тряски. Потому, что на картинге на работу ездить нельзя, а на MR2 можно.
Будет интересно, насколько мое мнение изменится к концу пути. Эта машина не предназначена для длинной дороги. Но, любовь требует жертв.
День Второй.
Проснувшись утром и наконец рассмотрев свою покупку, я отправился на юг. На юге оказалась граница, за границей висел большой красно-бело-зеленый флаг. "Мексика", - подумал я, и оказался прав. Вот она, прикладная география из советской школы.
Переехав границу, на которой никто никого ни о чем не спрашивал, я попал через километр езды в Тихуану. Тут нужно привести социальную справку. Мексика - довольно бедная, местами совсем нищая страна. Народ в основном занимается земледелием и бандитизмом. Где-то на юге Мексики вот уж который год идет какая-то местная революция со своими партизанами. Периодически кого-то убивают, сажают президента в тюрьму, теряют половину национального дохода в инфляции, получают дотации от Америки, пытаются развивать собственную экономику путём обложения импорта налогами. В общем, знакомый путь развития любой недоразвитой страны. Тихуана же является отдельной зоной. Находясь в километре от большого зелёного брата, городок посвящён выдумыванию новых и усовершенствованию старых методов выкачивания мелких сумм из заезжих Гринго.
Методы заключаются в попрошайничестве, продаже безделушек, поддeльных швейцарских часов и футболок, проституции, починке и внутренней отделке машин, игре на различных музыкальных инструментах, вождении такси к границе и т.д. Всё это происходит под палящим солнцем в сорокоградусной жаре на грязных улицах забытого Богом третьего мира, в одном километре от самого богатого штата в Америке.
Отойдя немного от центральной улицы, я неожиданно обнаружил по местную барахолку. Она была в разгаре деятельности в воскресный полдень. Ряды барахла расположены на столах или на полу под тентами, тянущимися четыре-пять кварталов на одной из улиц. Тенты касаются друг друга, создается впечатление что вся улица покрыта разноцветным полотном на высоте двух метров. Некоторым продавцам везёт больше, чем другим. Они продают старые джинсы рядом с соседями слева, продающими батарейки и соседями справа, продающими отвёртки. Другим везёт меньше, они оказываются рядом с продавцами кассет. Музыка, одинаковая до тошноты, орёт громко и настойчиво целый день. Но может быть хуже. Можно оказаться радом с продавцом свежей рыбы. Нет - она была свежей, возможно даже ещё этим воскресным утром. При отсутствии льда, к трём часам дня рыба не пахнет более как рыба. Описать это невозможно, это нужно нюхать. Однако все сидят довольно мирно, никаких склок не наблюдается. Что подтверждает странное впечатление, не соответствующее всеобщей погоне за долларом. Люди спокойны, чуствуется их внутреннее достоинство.
С другой стороны, мне кажется, что если бы эти люди, особенно те из них, кто находится на нижних ступенях этого бедного общества, понимали безвыходность и ужас своего положения, они сошли бы с ума от безысходности. В их глазах не читается ничего, кроме полного безразличия к жизни. Дети, которых они таскают с собой, наоборот, любопытны, и их взгляд ещё не притуплён сознанием бесполезности. Хотя все эти социальные выводы основаны лишь на беглом взгляде со стороны одного представителя среднего класса богатой, и беспечной, и довольной, и этим счастливой страны.
На обратном пути к границе попадаешь в сафари, похлеще любой Африки. Километр езды занимает ровно полчаса в связи с американской недоверчивостью к мексиканскому населению, норовящему переселиться на север в больших количествах и в кратчайшие сроки. В течении этого получаса приходится прыгать из полосы в полосу, объезжая чумазых детей, старушек, инвалидов, продавцов различных конфет, безделушек, блестящих копий Тайной Вечери, гамаков, шмоток и других исключительно нужных вещей, которые необходимо приобрести именно сейчас, на последнем километре перед американской границей. Интересно, что они настолько настойчивы, что кто-то что-то покупает. Дети пытаются измазать стекло грязными тряпками. Пристают они ко всем, но больше к семейным машинам. Почему-то красные спортивные машины не вызывают столь пристального внимания.
Возле самой границы стоит посреди дороги официальный мужик из какой-то мексиканской армии спасения. В официальной форме, с официальной алюминиевой кофейной банкой. Ему охотно дают монеты, в отличии от обычных нищих. Частично из-за любви к форме, частично от счастья от видимой в пятидесяти метрах границы.
Контраст грязной Мексики с Центром Вселенной, начинающимся прямо за её северной границей, особенно бросается в глаза, когда едешь на север по маленьким чистым городкам вдоль океана по дороге из Сан Диего в Лос Анжелес. Серферы в резиновых костюмах прыгают по волнам Тихого океана. Медлительные старые хиппи сидят в маленьких кафе и смотрят на проходящую жизнь. Нет бездомных собак, мусор не летает посреди дороги, никто никуда не спешит и за долларами не гонится. Гонятся за тысячами, десятками и сотнями тысяч долларов. Хождение по дороге с кофейной банкой неприбыльно и глупо. Намного проще составлять единицы и нули в плохие программы, или портить невинную пленку светом юпитеров, делая плохие фильмы, или..., да много чего можно противопоставить мексиканскому счастью.
Полумиллионные мелкие дома глядят окнами на игрушечный Тихий океан. Океану, в отличии от Атлантического, не хватает злости и белых барашков на волнах. Он какой-то огромный и ручной, как слон в зоопарке.
На севере от ЛА я нашел, наконец, Mulholland. Это дорога, созданная специально для MR2. Она петляет вверх и вниз по горам, состоит из связанных друх с другом слепых 90-градусных поворотов, не дает расслабиться ни на секунду. Одна полоса в обеих направлениях, обрыв с одной или с обеих сторон, постоянные машины навстречу, мокрые руки и запах палёной резины и красых от напряжения тормозных дисков. Помогло постоянное напоминание себе не убирать ногу с педали газа, когда машина скользит всеми четырьмя колёсами в повороте. А то костей не соберут.
День Третий.
Сегодняшняя поездка из ЛА в Сан-Франциско заняла порядка восьми часов со многими остновками и фотографиями. Проехав примерно четыреста двадцать миль, я попал впервые в Сан-Франциско. Рассматривать город и отдавать дань буду завтра.
Первые две трети дороги странно напоминают Израиль, в частности хайвей из Тель-Авива в Хайфу. Наверное потому, что вокруг такая же пустыня, такие же холмы, такое же надоедливое солнце, такая же вода слева, даже покрытие дороги похоже. Дорога то ползет на холм, то спускается в долину на несколько десятков миль. С перевала открывается интересный вид на поля, где орашающая вода, наверное, стоит больше, чем выращиваемые овощи. Мексиканские мигранты-рабочие ковыряются в земле. Начинает казаться, что главный бизнес в Калифорнии - это не целлулоид и силикон, а огурцы и клубника. Так, впрочем, и есть. Один из калифорнийских городков, Garland, повесил при въезде плакат, объявил себя чесночной столицей мира. Каждый год в нём происходит фестиваль, где собираются тысячи людей, готовящие из чеснока самые замысловатые блюда, включая чесночный десерт. В лавочках у дороги продают чеснок и черешню.
Дальше начинаются деревья. Мелкие и кривые, почти как полярные карлики. Явно видна борьба людей с пустыней. Местами пустыня показывает себя песчанной насыпью на холме. Люди отвечают водопроводными трубами и глинянными домиками. Посреди пустыни у дороги стоит безобразный городок глубиной в две улицы. Он тянется вдоль дороги на протяжении шести миль. В нем есть все сети магазинов, ресторанов, сервисов, которые я когда-либо видел в Америке. Вместо того, чтоб пускать корни в землю, как натуральная флора, они пускают их в небо, в виде огромных вывесок на тонких столбах. Ни одного оригинального заведения в городке замечено не было. Я не хотел бы проезжать мимо него ночью. Наверное, вся эта железная растителщнось светится ядовитым красно-желто-сине-зеленым светом. В отличии от воды и бензина, электричество дешёвое. Бензин в Калифорнии в полтора раза дороже, чем в Массачусетсе. Сегодня самый дешевый бензин в Сан Франциско стоил $1.69 за галлон. Ужас.
Местами у дороги начинается лес. Зеленый, но не из деревьев. Деревья в пустыне растут неохотно и прибыли не приносят. Вместо них стоят рядами маленькие коромысла, сосущие нефть в пятнадцати метрах от большой дороги. Если подумать, то ситуация несколько сюрреалистична. Люди покорили пустыню, чтобы сосать из нее нефть и тут же её использовать. Создаётся некоторое ощущение канибализма. В океане недлеко от берега стоят платформы на курьих ножках, сосущие ту же нефть.
Между Сан-Хозе и Сан-Франциско была обнаруженна очередная интересная дорога, Rt. 9. Похожая на Mulholland Drive возле ЛА, она петляет по горам, не позволяя расслабиться на протяжении получаса. Но повороты не так закрыты, расстояния между ними чуть больше и скорость заметно выше. Начала проявляться проблема, о которой я подозревал. Нужно менять задние амортизаторы. На этих машина, вместо того чтоб плавно скользить всеми четырьмя колёсами наружу поворота, начинает исполнять задними колесами чечётку. От этого её становотся очень трудно контролировать.
День Четвертый.
Сегодня, наверное, был самый интересный день всего приключения. Сан-Франциско! Собственно, интерес к этому городу составил треть моего решения поехать в путешествие.
Сразу скажу, что Сан Франциско мне очень понравился. Из всех американских городов, в которых мне приходилось бывать, наверное, он наиболее привлекателен, наряду с Бостоном. Он так же не похож на американский большой город, как и Бостон. Его центр ближе по духу к городам типа Вены, Киева и, может быть, Лондона, и немного Монреаля.
В отличии от всех других больших городов, мне показалось, что по Сан-Франциско интереснее ездить, чем ходить. Когда в кино показывают гонки по холмам Сан-Франциско, с прыгающими машинами и летящими искрами, это очень впечатляет. Но не настолько, как впечатляет внезапная потеря горизонта на перекрестке ровной, вроде бы, дороги. За перекрестком она падает вниз под углом в минимум сорок пять градусов. Ощущение такое же, как на американских горках в парке культуры и отдыха, только чуство реальности заставляет давить на тормоз изо всех сил. В отличии от парка культуры, тут нет подстраховывающих верёвок, и, в отличии от Need for Speed, Reset здесь не нажмешь. По этим же улицам приходится подниматься вверх. На первой скорости, потому что переключаться на вторую страшно. Для киевлян скажу, что если взять улицу Щорса, сделать ее в три раза длинней и в полтора раза круче, то получится почти Сан-Франциско. Ну, если сломать девятиэтажные коробки, переименовать завод Коммунист в, скажем, Пивзавод имени Тумана, а дворец Украина - в Shirley Temple Bar and Men's Bathhouse.
Сан-Франциско бросается в глаза разноцветностью домиков. На общем фоне серого тумана стоят, прислонившись друг к другу, малиновые, сиреневые, абрикосовые, глазурно-зеленые, светло-серые и белые двухэтажные чистые домики людей, могущих себе их позволить. Что крайне непросто. Глядя на город с любого холма видно, что всё построено каскадами, на террасах на склонах холмов. С высоты Twin Peaks город открывается даже не как на ладони, а прямо под ногами. Когда выглядывает солнышко, белые высокие дома финансового центра светятся на фоне других цветов. Очень занимательно видеть город вот так, с высоты, не двигаясь. Его можно рассматривать как на карте, улицу за улицей, по которым ехал только пять минут назад. Единственное, с чем это сравнимо, это Ниагара. Там есть место с канадской стороны, где вода вытекает как будто прямо из под ног, падая с шумом на сотни метров.
Конечно, будучи туристом, тем более туристом, попавшим сюда в первый раз, я был обязан объехать все до одного туристские места в поисках внутреннего покоя от поставленной галочки. Ломбард, самая кривая улица в мире, представляет из себя очень неплохой, но короткий слалом с примерно тридцатиградусным наклоном вниз. Поворотов всего семь-восемь, улица выложенна скользкими кирпичами. Колёса скрипят и протестуют. Интересно, как живется людям в домах по обоим сторонам этого куска улочки, метров двадцать шириной и двести длинной, по которой ездят и бродят туристы двадвать четыре часа в сутки все триста шестьдесят пять дней в году.
Конечно, на углу Haight and Ashbury сидят хиппи, но какие-то молодые и подавленные. На Castro висит огромный радужный флаг и ходят непуганные gays. Конечно, у входа в Chinatown стоят безобразные зелёные ворота со страшного вида львами и драконами из папье-маше. Но все это можно увидеть и прочесть в любом путеводителе. Чего нельзя прочесть и увидеть в книге - это как туман медленно поднимается, открывая взгляду верхушки моста Golden Gate. Или как солёный ветер дует с залива, холодный и злой, заставляя ёжиться под бледным солнцем в середине июля. Я уверен, что буду вспоминать этот ветер в пустыне послезавтра. Нельзя почуствовать запах рыбы на пирсе в Fisherman's Wharf и услышать громкий лай в темноте. Позже выясняется, что это тюлени взобрались на деревянные подмостки возле пирсa и делят места.
Бездомное население Сан-Франциско, не такое уж многочисленное, но имеющее место быть, сидит вдоль берега или танцует, разговаривая с собой. Приятно, наверное, поговорить с самим собой в сравнительно теплый вечер на берегу океана в красивом городе Сан-Франциско.
День Пятый.
Прощай, Сан-Франциско. Я проехал ещё раз по холмам, погулял вдоль океана в Fisherman's Wharf, переехал через Golden Gate Bridge, поглядел в последний раз на город и отправился на Восток.
В сонном городке Валехо между Сан-Франциско и Сакраменто я зашёл на заправку купить Snapple. На вопрос о наличии туалета мне сказали, что он закрыт. На мой ехидный вопрос о том, что случилось, мне поведали, что вчера ночью заправку ограбили. Девушку-клерка загнали в туалет и, к сожалению, видимо, серьёзно ударили. Она в больнице. На стекле висит плакат, обещающий вознаграждение в десять тысяч долларов за поимку бандитов. На этой заправке я с ужасом понял, что вот оно, начало Дикого Запада. Почти как в книжках, только его можно потрогать руками.
Калифорния очень серьезно меняется на востоке от Сакраменто. Пустыня отступает, и начинаются горы и лес. Дорога на Lake Tahoe петляет по склону горы в дремучем лесу, подозрительно напомнившем мне Adirondacks в штате Нью Йорк, куда мы ездили каждый год с палаткой. Те же высокие ёлки, такая же каменная речка под горой. Местами кажется, что здесь, как и в 1849м году, продолжают мыть золото. Летние домики стоят над речкой вдоль дороги, бревенчатые маленькие домики, ничем, наверное, не отличающиеся от хибар, в которых искатели золота жили сто пятьдесят лет назад. Ну, кроме наличия телефонов, спутниковых антенн, внутреннего водопровода и Лэнд Ровера, стоящего на тропинке.
Машина надрывается в пятой скорости, пытаясь карабкаться выше и выше. Ближе к верху горы даже пологий подъем заставлет переключаться на третью во время обгонов. За полтора часа я забрался с высоты 40 метров над уровнем моря на высоту в 2210 метров на самом высоком перевале перед озером Тахо. Нужно заметить, что даже между ёлками на горе Калифорния остается Калифорнией, а машина остается главным движущим компонентом прогресса. Дорога безукоризненна - гладкий асфальт, отличная разметка, на подъемах специальные полосы для обгона. Местами нет отбойников, так что ехать пришлось аккуратно. Из-за количества поворотов машину нужно было бросать из стороны в сторону. Но скорость недостаточно велика, чтобы особенно пугаться откосов по бокам дороги. Да, с этой дороги можно свалиться, но для этого нужно быть полным идиотом.
За одним из поворотов открывается огромное красивое горное озеро. Вокруг озера несколько маленьких городков, занимающихся в основном сервисом туристов, приезжающих кататься на лыжах зимой. South Lake Tahoe - один из таких городков. Но им повезло больше других. Они находятся прямо на границе с Невадой. А это значит, что в сотнях мелких мотелей останавливаются тысячи калифорнийцев и гостей, приехавших сюда для того, чтобы посетить казино. Азартные игры запрещены в большинстве штатов, кроме как на индeйских резервациях. В Неваде же они вполне легальны. Так что, кроме Лас-Вегаса, где игральными автоматами и столами покрыты квадратные километры, они размножаются, как кролики, в любом месте штата, куда можно привлечь людей. Так как озеро и горы уже есть, почему бы не построить пару казино, где за дешёвыми коктейлями, от нечего делать, люди с удовольствием проигрывают больше денег, чем IMF когда-либо получит от России. Я вложил свою лепту в экономику Невады в размере порядка восьмидесяти долларов и пошёл спать, потому что завтра нужно проехать всю Неваду с севера на юг. И попасть в Лас-Вегас.
День Шестой.
Что в этой стране хорошо, так это то, что всё дёшево и сердито. Особенно, когда это что-то находится близко к казино. Гостиницы и еда вообще ничего не стоят, только дергай за ручку или играй в карты. Сначала непонятно, как можно продавать номера в гостинице средней величины за $19. Но, послушав звон монет в казино, сразу становится ясным, кто платит за дешёвые комнаты и бесплатные маргариты.
Однако начался день не с этого. Посмотрев на озеро Тахо, потрогав рукой воду, которая никогда не нагревается выше 20 градусов, почитав в ресторане, в ожидании ланча, про то, что средняя глубина озера составляет примерно 300 метров, и узнав много других исключительно занимательных фактов, я отправился в дорогу. Дорога из Невады в Неваду через горы Сиерра-Невада повергла бы любую учительницу русского языка в абсолютный абисс раздумий о тавтологии. Мне же некогда было задумываться о столь высокох материях, так как дорога в горах заставляет принимать непосредственное участие в процессе управления. Она петляет, поднимаясь высоко в горы, опускаясь в долины и поднимаясь опять. На ум приходят странные мысли, особенно когда тянешся в гору за медленным грузовиком. Например, то, что хорошей музыкой для такого подъема был бы "1812", а по дороге вниз, когда грузовик исчез за спиной, 9я симфония Бетховена. Изредка в долине у дороги попадаются городки, состоящие из 5-6и рэнчей. Вокруг пасётся куча коров и обычно течёт маленький ручеёк. Складывается впечатление, что жизнь и здесь не изменилась за последние сто лет. Попадаются также и городки побольше, с населением в тысячу человек, своей школой, библиотекой, заправкой, рестораном. Школа всегда находится в самом большом и самом ухоженном здании.
Дорога из Невады в Неваду проходит в основном через Калифорнию. Я бывал во многих суверенных странах, въезд в которые менее проблематичен, чем въезд в Калифорнию. Дело в том, что официально туда нельзя ввозить фрукты и овощи. Каждую машину останавливают на дороге для проверки и начинают задавать глупые вопросы. Где зарегистриривана машина? Когда ты оттуда выехал? Есть ли у тебя контрабандные бананы? Калифорния, конечно, неуклонно идет к светлому социализму. И две женщины, бдительно охраняющие границу от подозрительных субъектов с огурцами и изюмом, безусловно, получают больше денег, чем один несчастный инженер. Но почему тогда не довести идею до окончательного логического конца и не задавать те же вопросы в аэропорту? А потом красный флаг, вышки, колючая проволока... Я не стал подавать им никаких идей.
На 395й дороге, петляющей между гор, есть много интересных мест. Виден снег на вершинах, горные озёра ярко-изумрудного цвета, горные городки с заправками, где дешёвый бензин стоит $2.09, а на дорогой, ввиду своей врождённой стыдливости, они цену не вывешивают. На одном из ровных участков дорога вдруг разделена, встречные полосы за бетонным барьером. Из двух полос с мой стороны одна на ремонте. Новый асфальт уже лежит на обеих, посредине стоят оранжевые резиновые конусы на расстоянии в 15-20 метров друг от друга. Дорога просматривается минимум на милю, рабочих и других машин нет и близко. Я думаю что в этой ситуации великий штат Калифорния простит мне маленький частный слалом по свежему асфальту между вызывающе-оранжевыми конусами :-)
Примерно на полпути к Вегасу нужно свернуть налево с 395й дороги и оказаться перед знаком, на котором белым по зеленому написано "Death Valley". Долина Смерти. Через неё нужно проехать 110 миль. Долина представляет собой место довольно страшное и занимательное. Широкое ущелье ниже уровня моря находится между двумя хребтами по 1500 метров над уровнем моря. Посредине - пустыня с настоящими песчаными дюнами, горячим ветром, носящим по дороге пыль, температурой выше 45 градусов, кактусами и развалинами попыток наших предков поселиться в этом забытом Богом уголке земли. Названия типа Devil's Hole и Devil's Cornfield довольно красочно объясняют, что именно наши предки об этой земле думали. Вскарабкавшись в третьей скорости на первую гору, я обнаружил очень красивый серпантин, спускающийся вниз по склонам. Я также обнаружил полное отсутствие каких-либо препятствий для незапланированной экскурсии прочь с дороги при слишком большом проявлении водительского энтузиазма. Поэтому, атакуя повороты, особенно отчётливо понимаешь, насколько твоя жизнь в руках твоей машины. Я не решался делать очень резких движений, на это у меня явно не хватает мастерства. Колёса лишь чуть визжали, и скользить я им не давал. Мотор, родителями которого являются пылесос и швейная машинка, звучит очень зло и по-взрослому мощно в третьей скорости на шести тысячах оборотов. И рвется в бой. Продолжая музыкальную аналогию, здесь нужно слушать "Кони привередливые" Высоцкого или "Реквием" Моцарта. Местами развешены знаки, призывающие выключить кондиционер, чтобы машина не перегрелась. Несмотря на это и на постоянное вращение близко к красной линии, стрелка температуры не сдвинулась с середины шкалы ни на секунду. Для менее удачливых, возле перевалов у дороги расставленны большие цистерны с водой для радиатора. Интересен спуск с одной из гор. Дорога, не петляя, почти не поворачивая, падает за десять миль с высоты в 1500 метров до уровня моря. То-есть, угол в примерно тридцать градусов на протяжении десяти миль.
В пустыне, как и положено, часто видишь странные вещи. Я увидел кучу фокусов. Вернее, Фокусов, Вернее, ровно семь. Они ехали цепочкой со скоростью шестидесяти миль в час. В Death Valley часто производят температурные испытания перед выпуском машин на местный рынок. Очень тяжело обогнать сразу семь Фокусов на затяжном подъёме на высоте в километр. На выезде из Death Valley находится городок Death Valley Junction. В двух дюжинах домов не было видно ни одного обитателя. Городок носил вид призрака - ни машин ни людей. Куда они подевались, мне выяснить не довелось. Но пока я фотографировал минут десять местный барак с надписью Opera House, мимо не проехало ни одной машины.
Лас-Вегас видно вечером издалека. Если на Землю когда-нибудь прилетят инопланетяне в огромной летающей тарелке, светящейся и не поддающейся описанию в геометрии Евклида, то, приземлившись в Вегасе, они рискуют быть незамеченными. Дрессированный неон и звон монет могут напрочь поразить воображение детей или мелких домашних животних. Японские туристы бродят, задрав головы, и фотографируют вывески. К мегаваттам неоновых огней добавляются киловатты тысяч и тысяч маленьких вспышек.
Вегас в корне изменился за последние сорок лет. В пятидесятые и шестидесятые годы здесь заведовала итальянская мафия, и богатые игроки приезжали на лимузинах из Калифорнии, чтобы провести день или два за картами. Сегодня всё принадлежит безликим корпорациям. Примерно двадцать лет назад им пришла в голову мысль, ремификации которой трудно переоценить. Они решили, вполне логично, что богатых и не занятых мало, а средний класс большой. И они начали преподносить Вегас, столицу азартных игр, как... место для семейного отдыха. Трудно понять, кому именно пришла в голову эта идея. Еще труднее понять, каким образом в корпорационной культуре большого бизнеса этого человека не отправили немедленно в ближайщую психбольницу. Но идея не только прижилась, она трансформировала Лас-Вегас. Сегодня по главной улице между казино бродят семьи с маленькими детьми. За пять с половиной лет, прошедших с моего предыдущего визита, все изменилось до неузнаваемости. Минимум половина больших гостиниц и казино были развалены. На их месте были воздвигнуты новые, еще более массивные, блестящие и отличающиеся от других структурой, цветом, темой, едой, выставками. Только дергай за ручку или играй в карты.
День Седьмой.
Как объяснить европейцам, что такое американский буфет (шведский стол), и, специфически, что такое буфет в Лас-Вегасе? Представьте себе заведение, рассчитанное на примерно 400-500 человек. Посредине находятся ряды с едой, начиная от яичницы с беконом и кончая креветками, устрицами, цыплятами и свининой. Сбоку стоит повар, который готовит омлеты на заказ с любыми овощами, мясом и сыром. С другого боку повар отрезает куски свежеприготовленной говядины, свинины и индейки. Рядом находится пицца и китайская еда. В стороне примерно тридцать видов десертов и минимум дюжина разних соков и вод. Всего, наверное, двести блюд, может быть больше. Цена этой оргии $4.95, сколько съешь, всё твоё.
Одна проблема - ехать после этой еды уже никуда не хочется. А хочется расстегнуть верхнюю пуговку на шортах и сидеть, мечтательно глядя и не замечая происходящего вокруг.
Вот почему европейцы злые и часто воюют друг с другом. Если бы у них были такие буфеты, они были бы добрые, почти как почтальон Печкин с велосипедом. Только дергай за ручки или играй в карты. Однако, ехать было нужно, и я поехал.
В двадцати пяти милях от Вегаса находится знаменитая Hoover Dam. Она перегораживает речку Колорадо и поставляет электричество в Лас-Вегас и части Невады, Аризоны и Калифорнии. Вот откуда берутся прыгающие неоновые огоньки. Плотину строили с 1931го по 1935й год. В то время, да и сейчас, она являлась абсолютным эталоном инженерного искусства, наряду с Golden Gate Bridge, построенным на несколько лет позже. Плотина создает довольно величественное впечатление. Еще более интересно размышлять под абсолютно нетерпимо палящим солнцем, глядя на бирюзовую воду за платиной на границе Невады и Аризоны, кому именно пришло в голову строить ее именно здесь. И каких усилий это стоило. Я раньше немного читал об этом строительстве. Достаточно заметить, что бетон, например, при застывании выделяет много энергии и тепла. Им пришлось наливать тысячи тонн бетона, заботясь о том, чтоб все это хозяйство просто не расплавилось. И это одна из наименее экзотических проблем.
На самой дамбе, по которой ездят машины и ходят люди, температура в тени была сегодня примерно 45 градусов. Но тени там нет. Солнце светит абсолютно прямо и его не выключишь. Скалы, в которые вбиты столбы высоковольтных проводов, отвесны и недоступны. Река громко ругается внизу, падая и разбиваясь о камни с высоты выше Ниагары. В этом случае человек победил природу.
Сразу за дамбой, вернее, посреди дамбы, начинается Аризона. Дорога снова ползет, петляя, в горы. Но через полчаса езды разница между Невадой и Аризоной становится очевидной. Вокруг вдруг появляется зелень. Кактусы меняются на обычные кусты, потом, по мере подъёма, на деревья. Горы живописны и разнообразны. Пейзаж больше похож на Восток, чем на Калифорнию и Неваду. Через всё это идёт бесконечная, гладкая, свободная и призывающая американская дорога. Однако езда по горам со скоростью ста миль в час не проходит даром. Давно уже горит лампочка уровня бензина. Должно хватить на следующие двадцать миль, это ведь меньше галлона. Но не в горах. На перевале машина начинает дергаться. Когда нос смотрит вверх, бензин не попадает в насос. Но до заправки остается всего пять миль, и дорога выравнивается. Наверное, хватит.
В один прекрасный момент, за четыре мили до съезда в городок Williams, машина в конце концов глохнет. Попытка связаться с ААА (Американская Автомобильная Ассоциация) по телефону не приносит успеха. Телефон находит сервис, но не может соединиться со спутниковой антенной, чтобы наладить связь. Становится темно и прохладно. Топать час в город, а потом столько же обратно в наступающей темноте, нет никакого желания. Десять минут голосования с поднятым пальцем в конце концов приводят к положительному результату. Останавливается огромный грузовик марки Мерседес, дальнобойщик. В нём сидят два немца. То, что они немцы, понятно по их виду. Да и кто ещё станет ездить по Америке на Мерседесе? Один из них живет здесь уже пятнадцать лет, наездил, по его словам, два миллиона миль по всей стране. Второй - турист, сидит на переднем сидении с камерой. Они везут груз из Калифорнии в ... Бостон. Потрепавшись о Бостоне, Мюнхене и MR2, мы проехали эти четыре мили. Заняло это минут пятнадцать, так как тяжелый грузовик еле-еле разгоняется и медленно ползет в гору, пыхтя и сопротивляясь всеми восемнадцатью колёсами. На табло индикатор его прожорливости - 4.76 миль на галлон солярки. Высадив меня на съезде в двухстах метрах от заправки, они поехали дальше на восток. Drach nah Osten? Danke, господа.
Позвонив с колонки в ААА, я объяснил им глубину своей проблемы. Через двадцать минут приехал мужик на пикапе с лебёдкой и канистрой бензина. Он отвез меня к машине, залил пару галлонов бензина, убедился, что машина завелась. Удовольствие это бесплатное, кроме бензина, за который надо платить порядка $2.50 за галлон. Учитывая ситуацию, очень по-божески. Вся процедура заняла меньше часа. Хороший урок на будущее состоит в том, что MR2 не едет тридцать миль на галлон, когда прыгаешь по горам. Не едет и двадцать пять. Может быть, двадцать, может, меньше. Трудно сказать, когда из всех инструментов работают только тахометр и часы.
Мотель в городке, как и многие мотели на Западе, принадлежит индийцам. Из Индии. После ухода на пенсию, отработав на Digital и Wang в Бостоне много лет, это конкретное семейство переехало в Аризону и купило мотель. Мне было сообщено, что на все комнаты и оффис только одна телефонная линия. Так что если я позвоню моему провайдеру, никто не сможет больше пользоваться телефоном. Не будет работать даже машина, принимающая кредитные карточки. Вот такие бывают проблемы в Америке на границе 21-го века.
От нечего делать я решил поискать развлечений. Городок, в котором я остановился, живет исключительно туризмом. В нем примерно тысяча жителей и минимум два десятка мотелей. В сорока минутах езды на север находится Grand Canyon, самый большой каньон в Америке. Он традиционно является Меккой для туристов, решивших отправится с Востока или Среднего Запада в Калифорнию. Однако в десять вечера в пятницу городок мёртв, как вчерашняя рыба в сегодняшней ухе. В двух открытых барах сидят примерно десяток человек, оба закрываются через час. Третий бар, однако, оказался местом исключительно интересным. Дело в том, что через Williams проходит знаменитая историческая Route 66. Это первая и единственная в свое время дорога, ведущая на Запад. Начинается она в Чикаго и идёт через Сэйнт Луис, Оклахому, Нью Мексико, Аризону, Неваду, заканчиваясь у Тихого океана. Новые дороги вытеснили 66ю из числа активных. Сегодня она петляет через сонные городки, являясь частью их улиц. Так как с этой дорогой связанно очень много романтических воспоминаний, все городки считают своим абсолютным долгом продавать сувениры и коктейли с дорожными знаками.
Так вот, бар, в который я зашел, был именно тематическим баром 66й дороги. Перед ним стояли две старые американские машины, внутри было много хрома в стиле пятидесятых годов, дорожная музыка, в общем - попытка воссоздать атмосферу сороколетней давности. Сидя за стойкой бара с пивом в руке, я каким-то образом попал в середину разговора двух местных жителей. Разговор шел о Косово, что само по себе необычно посреди Америки. Келвин, как выяснилось, местный музыкант, Шерри работает официанткой в этом же баре, но сегодня просто отдыхает и общается. Разговор перешел с Косово на политику, русскую политику, русскую историю, американскую историю и многие другие темы. Редко встретишь человека, который способен одинаково интеллигентно обсуждать столь разные темы, явно со знанием и пониманием происходящего. Двухчасовая беседа была одной из самых интересных за мою жизнь в этой старне. Келвин оказался человеком разносторонне интересным, образованным жизнью, очень интересующимся американской и европейской историей, много ездившим по Америке. Трудно поверить что такого человека можно встретить в американском эквиваленте Кацепетовки.
Так что остаток дня был проведен за пивом и общением, вместо тупого глядения в телевизор в небольшой комнатке местного мотеля.
День Восьмой.
В прекрасной детской книжке про Винни Пуха, они с Пятачком однажды нашли "Место, где Земля закругляется". Там, помнится, были следы неизвестного животного, идущие по кругу. В отличии от того безобидного места, Grand Canyon - это место, где Земля раскололась пополам.
Подъезжая к каньону, никогда не скажешь, что он может быть таким огромным и величественным. К нему ведет довольно прямая дорога, полого поднимающаяся на высоту в 2300 метров. Однако подойдя в первый раз к краю каньона, на секунду забываешь обо всем. Единственная мысль, витающая в голове, сводится к тому, что на этой планете такого ландшафта быть не может. Огромная трещина в земле не поддаётся описанию. Она глубока настолько, что при одном взгляде вниз захватывает дух. Внизу течёт грязная, коричневая, еле видная из-за скал речка Колорадо. Посредине каньона и на другой его стороне поднимаются из трещины красные, зеленые и серые утёсы самых разных форм и размеров. Некоторые из них похожи на замки, некоторые - на плоские столы, некоторые напоминают египетские пирамиды, некоторые - китайские пагоды. Когда над каньоном проплывают облака, тени прыгают по скалам, перебираясь с одной на другую, чтобы потом упасть в пропасть и карабкаться на следующий утес.
Размах этого чуда природы потрясает воображение. Здесь становится понятно, что в борьбе человека и природы победитель пока не выяснен. Вдоль юго-восточной кромки каньона идет дорога длиной в двадцать пять миль. Периодически она подходит к обрыву, где можно выйти и поглядеть по сторонам. От повторения опыта впечатление вовсе не притупляется. В отличии от Винни и Пятачка, люди не нашли среди скал круговые следы неизвестного животного. Вместо этого в маленьком местном музее лежит кусок камня со следами маленького местного динозавра. Следам двести пятьдесят миллионов лет. Природе, в отличии от людей, спешить некуда.
У обрывов, как и в любом туристическом месте Америки, можно услышать речь приезжих со всего мира. Много немцев и японцев, встречаются французы, итальянцы, испанцы, англичане и австралийцы. Не слышно лишь русского языка. Очевидно, в солнечный субботний день намного интереснее слушать шум сабвея в Бруклине или торчать в ресторане в ЛА, чем увидеть и попытаться понять эту страну.
Дорога в сторону Нью-Мексико проходит через индейские резервации. Трудно представить себе, что в самой богатой в мире стране стоят посреди пустыни хибары, сделанные из картона, с крышами из железных листов. В них живут индейцы Навахо, Хопи и других племён. Халупы разбросаны довольно живописно и одиноко. Нищета бросается в глаза, особенно в голой пыльной пустыне. Возле каждого домика стоит минимум полдюжины разбитых, или разобранных, или сожженных машин. Вокруг бегают собаки и чумазые дети. Индейцы чинно сидят в пластмассовых креслах, глядя на проезжающие машины. Архитектура, цвета их домов и их кожи, бездомные собаки, лошади за заборами, старые машины и прочие атрибуты их жизни выглядят органически совместимо с окружающей красной глиняной пустыней. Местами вдоль дороги встречаются фанерные прилавки, на которых Навахо продают ковры, одеяла, серебрянные побрякушки и телефонные карточки. По дороге попадаются знаки, приглашающие уважаемых туристов, от имени Вождя Желтого Коня, что-нибудь купить.
Всю дорогу по радио передавали прогноз погоды. По их кофейной гуще и чайным листам получалось, что нас ждет либо конец света, либо мансун. Про конец света они скромно умалчивали. Что такое мансун, мне увидеть не удалось. Но гроза в пустыне представляет из себя зрелище весьма прекрасное и ужасное одновременно. Сначала вокруг начинают сверкать белые молнии. Потом вдруг ниоткуда появляется радуга. Затем начинается водопад. Вода стучит об машину с такой силой, что, кажется, она разобьет стекла. Дорога, явно не предназначенная для такого количества воды, превращается в мелкое озеро. Красная глина, смытая с обочины, создает здесь и там лужи крови. Видимость становится невидимостью. Продолжается всё это лишь несколько минут, но интенсивность этой грозы посреди плоской красной пустыни в горах Аризоны незабываема. Всё-таки природа нет-нет, а берёт своё.
Насмотревшись на местные чудеса и изрядно устав к концу дня, я вытащил из сумки компьютер, набрал номер и подключился к Интернету в маленьком мотеле у дороги в городе Албукерки, штат Нью-Мексико. Всё, на что у меня хватило сил, это сравнить жизнь индейцев с нашей жизнью - крысиными бегами современного человека со всей его технологией и необозримыми запросами. Смогли бы мы жить в пустыне, продавая туристам безделушки и глядя каждый вечер на закат солнца? Вряд ли.
День Девятый.
Насколько Албукерки не представляет из себя ничего особенного, с его стандартными домами, магазинами и ресторанами, настолько неординарен соседний городок Санта-Фе.
Я попал туда в жаркий воскресный день, рассчитывая погулять по улицам, поглядеть на идейские побрякушки, поесть и поехать дальше. Вместо этого, оставив машину в центре, я сразу попал на происходящий раз в год "Испанский базар". На центральной площади сонного глиняного городка развернута довольно серьёзная блошиная деятельность. Под белыми тентами разложено местное искусство. В основном мексиканские интерпретации распятого Христа и Девы Марии, часто в очень интересных ракурсах. Иисус почему-то ужасно похож на Хуана Валдеза, с огромными черными мексиканскими усами, раскосыми глазами, широкими скулами и иногда на лихом коне. Конечно, все народы мира изображают своих богов похожими на себя, но я не уверен, что он носил оранжевую накидку и ездил верхом на фиолетовом коне. После недолгой борьбы с импульсом купить что-нибудь, я нашел в себе силы пройти мимо.
Среди всего этого искусно вырезанного из дерева безискусного искусства попадаются работы действительно интересные. В Санта-Фе живет очень много художников, поэтов, людей неординарных. Они приезжают сюда в поисках тишины и первозданной природы и остаются, создавая довольно интересное общество, живя среди индейцев и мексиканцев. Нужно сказать, что в отличии от Мексики, улочки здесь чистые, домики красивые, жизнь медленная, люди исключительно приветливы.
Вокруг площади по всем направлениям расположены маленькие магазины, рестораны и галереи. Некоторые из них продают ернуду, некоторые продают русские иконы 19го века, некоторые - польские сувениры и стеклянные ёлочные игрушки, некоторые - настоящее искусство. Я впервые увидел оригиналы Игоря Фомина в одной из таких лавочек. Я бы непременно купил его картину, но тогда пришлось бы продать машину и добираться домой пешком. Что очень неудобно с оригиналом Фомина подмышкой.
Туристы приезжают сюда на неделю, чтобы походить по маленьким галереям, поездить по резервациям, посмотреть на тихую величественную пустыню, подышать свободным воздухом и вернуться, обвешенными сумками с "юго-западным искусством", в грязный Нью-Йорк.
Пока я разглядывал местные интерпретации вечных тем, в центре площади начался концерт. Играла какая-то местная группа. Музыка и стиль их очень напоминал Gypsy Kings. Играли они настолько хорошо, что я, остановившись на минутку, провёл час, слушая их гитары и кастаньеты. Не вдаваясь в подробности настроения и чуств, скажу лишь, что я не скоро забуду городок Санта-Фе.
У меня было настолько благодушное и приятное состояние, что я даже не обращал внимания на дорогу. Ехал на автопилоте, глядя в основном перед носом, не очень быстро и не очень медленно. Пока не заметил за собой красные огни местного собирателя дани на большой дороге. Он популярно объяснил мне, что еду я быстро, так негоже, и придётся мне, как Иванушке-дурачку, держать ответ по всем правилам злых народных сказок. Штраф он мне выписал на $104 за езду 93 мили в час там, где можно только 75. Теперь у меня, как в сказке, три пути. Послать им деньги, позвонить и попытаться договориться на меньше, или послать их. Последний метод вполне приемлем, так как Нью-Мексико не отличается особенной компьютеризацией. Найти они меня не найдут, и в следующий раз я там буду... никогда, наверное. Но, будучи законопослушным гражданином, я не могу оставить их детей без обеда.
Выехав, наконец, из гористого Нью-Мексико, я попал в северный Тексас. Через час я остановился в мотеле в Амарилло и отправился искать приключений. К сожалению, Амарилло не был расположен к приключениям. Два высоких дома с темными окнами только подчеркивали, насколько мёртвым городок был в десять вечера. Из интересных мест были найдены различные мелкие ресторанчики типа McDonald's, но с самыми разными названиями и расцветками неоновых вывесок. Я также увидел drive-in ресторанчики. Идея заключается в том, что машины останавливаются возле ресторана, к ним подъезжает официантка на роликах, принимает заказ на хэмбургеры и Кока-Колу, затем привозит еду на подносе, который крепится к полуоткрытому окну. Популярные в пятидесятые годы, эти заведения практически исчезли в Америке, наряду с drive in кинотеатрами. На севере я их видел последний раз десять лет назад. Но там несколько сложнее разъезжать в короткой юбке на роликах в феврале.
Сколько существует способов приготовить кусок коровы между двумя кусками хлеба? Чем занимается местная молодежь в перерывах между поеданием говядины и операциами по очистке артерий от холестерола?
День Десятый.
Продрав глаза в Амарилло, я посмотрел на часы. Десять утра. Не стоило вчера смотреть до трёх ночи оглушительно глупые фильмы по телевизору. Но таков уж Холливуд. Они способны создать фильм, настолько паршивый, что от него трудно оторваться. Осознавая его идиотизм, ты почти чуствуешь, как движется время, которое никогда не вернешь назад. Но оторваться нельзя. Это высокое искусство, создать что-либо настолько безобразное, что оно держит зрителя в оцепенении в течении двух часов, после чего он не способен сказать, что же он только что делал.
Жители Тексаса гордятся его величиной. Всё в Тексасе огромно. Комната в мотеле была больше, чем стандартная советская квартира. Из за огромных пикапов на дороге не видно белого света. В поле вдруг неожиданно появляется крест высотой в тридцать метров. Через миль двадцать посреди поля воткнуты рядком десяток старых Кадиллаков, покрытые граффити и представляющие картину сюрреалистическую и необъяснённую.
По радио передают новости. Все новости бизнеса сводятся к цене коров и говядины. Похоже, что о существовании акций, больших компаний, тридцатилетних заемов и прочей ерунды им не сообщили. По остальным радиостанциям говорят или поют исключительно о Боге. Дорога, прямая, как Эл Гор, идет по бесконечной равнине, плоской, как шутки в relcom.humor. Закругляется ли здесь Земля, вовсе непонятно. Если от фермера сбежит собака, то за ней можно будет наблюдать ещё три дня.
Тексас плавно переходит в Оклахому, затем в Мизури. Вокруг красивые поляны, в Оклахоме начинаются холмы. Везде пасутся коровы. Температура за бортом 41 градус. Воздух напоминает бульон. За 7 часов я проехал 870 километров. Пятнадцатилетняя Тойота гудит плавно, как самолет. Кондиционер делает ее достаточно комфортабельной внутри. Бутылку Кока-Колы можно воткнуть между сидениями. К разговорам о Боге и коровах по радио добавляются разговоры о спорте. Оклахома Сити и Талса остаются у дороги, не рассмотренные. Я могу смело утверждать, что в каждом из них есть своя Main Street, State Street, Broadway, банки и магазины, МакДональдсы и Бургер Кинги. Стандартные средние американские города. Большинство из них похожи друг на друга.
Городки поменьше стараются отличиться хоть чем-нибудь. Обычно они вывешивают на дорогу смелое объявление, называя себя мировой столицей чего-нибудь или родиной какого-нибудь выдающегося человека. Но и это не оригинально. Поэтому Кушинг, Оклахома сваял у дороги геометрически занимательную скульптуру из труб и самозабвенно написал, что он, как никто иной, является Перекрестком Трубопроводов. Интересно, сколько отцам города стоила эта скульптура и как они продали столь выдающуюся идею пяти тысячам местных жителей.
Оклахома, как и Тексас и Калифорния, сосет потихоньку нефть из земли невдалеке от дороги, где эта нефть взрывается короткими очередями в моторах проносящихся мимо машин. Симбиоз. Но, в отличии от Калифорнии, цены на бензин в Оклахоме упали до 98и центов за галон.
Остановившись на ночь в Спрингфилд, Мизури, я увидел такой же город, как Албукерки и Амарилло. Что одновременно и хорошо и плохо в Америке - это одинаковость и постоянность её средних городков. То есть местное население может рассказать что-нибудь интересное, дающее городку его лицо, но для проезжающего мимо туриста все они довольно одинаковы. Не зная названий, их можно перепутать. Но в них нельзя не найти чистой гостиницы, нормальной еды, хорошего бензина и всех прочих комфортов этой комфортабельной страны.
День Одинадцатый.
До того, как отправиться из Спрингфилда в Чикаго, я решил посмотреть на местную достопримечательность. Дело в том, что в Озаркских горах разбросанно великое множество маленьких и больших пещер. Некоторые из них известны уже двести лет, некоторые до сих пор спрятаны от людей.
Огромная пещера возле Спрингфилда была обнаружена в 1862м году. В двадцатые годы там дистиллировали нелегальный алкоголь. В тридцатые и сороковые годы там находилось сразу несколько баров, с музыкой и танцами. В шестидесятые годы владельцу пришла в голову идея устроить по пещере туры на Джипах. В отличии от большинства пещер, эта огромная, широкая и высокая дыра позволяет Джипу с прицепом на двадцать человек довольно свободно маневрировать по дорожке между сталактитов, сталагмитов и колонн. Кристаллический кварц мерцает в темноте, освещенный лишь маленькими лампочками снизу. Такими видели эту пещеру первые исследователи, в свете карбидовых фонарей в консервных банках. Для пущего эффекта, дав людям вдоволь нафотографировать две особенно привлекательные колонны, проводник нажимает на кнопку и вокруг наступает день. Колонны сверкают неземным светом и цветом, их формы представляются невозможными на этой планете. Вода, капающая с потолка, создала эти колонны. Заняло это миллионы лет.
Эта пещера - одна из трёх в мире, по которм можно вот так вот ездить, почти не ударяясь головой о потолок. Две другие находятся на Барбадосе и в Югославии.
Дорога в пятьсот миль до Чикаго довольно скучна и непримечательна. Плоские поля, маленькие холмы, коровы и полиция в штате Иллиной за каждым мостом. Я давно не видел их столько на дороге. Конец месяца, план горит?
На пол-дороги к Чикаго находится Сэйнт Луи. Река Миссисиппи течет здесь, как и во времена Марка Твена, медленно и величественно. Буксиры толкают баржи, корабли с огромными колесами сзади и трубами спереди возят туристов в короткие круизы. Вдоль берега стоят такие же корабли. В них работают казино и рестораны. Конечно, мы находимся в Америке конца двадцатогого века, поэтому один из кораблей полностью оккупирован МакДональдсом.
На берегу возвышается алюминиевая арка необозримых размеров. Она представляет из себя символические ворота Запада. Америка разделена рекой на Восток и Запад, и именно тут они встречаются. Я видел её несколько раз, садясь или взлетая из местного аэропорта. Даже с высоты она кажется огромной, возвышаясь над самыми высокими домами города. Стоя под ней и глядя вверх на блестящие бока, ко мне пришло чуство гордости за страну, построившую этот памятник.
Внутри арки ходит лифт, поднимающий людей на самый верх. Принимая во внимание высоту строения и плоскость окружающего ландшафта, можно предположить, что здесь-то точно видно, где Земля закругляется.
Сам Сэйнт Луи не представляет взгляду ничего, отличающего его от сотен средних американских городков. Живя вдоль реки, город не создал никаких интересных достопримечательностей кроме скучных казино.
Остаток дороги до Чикаго прошел в поиске местных блюстителей порядка. Восемь часов сидения в машине сегодня прошли довольно незаметно. Никакого особенного напряжения на прямой дороге не ощущается. Но меня снова тянет к горам и поворотам Сиерра-Невады. Средний Запад слишком скучен.
День Двенадцатый.
Чикаго, Чикаго. Серый и чёрный город на берегу зеленого озера Мичиган. Дома торчат из земли без какого-либо видимого порядка. Короткие кварталы в середине города забиты машинами и пешеходами. На каждом углу полицейские, в основном женщины, пытаются регулировать движение. Я не уверен, что здесь причина, а что - следствие, но везде, где присутствует местная доблестная полиция, выстраиваются длинные пробки.
Вообще езда по Чикаго представляет из себя занятие исключительно неприятное. Качество дорог может дать фору самым разбитым дорогам Бостона, Нью Йорка и, наверное, Кацепетовки. Асфальт мёрзнет и трескается зимой и плавится летом.
Тудно представить себе, что можно выйти из машины с кондиционером на улицу в 42 градуса тепла и 85% влажности. По радио рассказывают новейшие методы борьбы с жарой: включите кондиционер, пейте много воды. От жары за последние две недели погибло 86 человек. Но я не думаю, что кто-либо из них слушал радио.
Чикаго разделен на Юг и Север. Северная сторона сравнительно чистая и напоминает большинство американских городов. Южная сторона напоминает Калькутту или Харлем после бомбежки. Атомной. В темноте я бы там ездить не решился по нескольким причинам. Хорошо, если просто коня потеряешь, а то ведь можно остаться без головы. Чикаго всегда был индустриальным городом. Тут были огромные скотобойни, с которых везли мясо во все концы страны. Все большие железные дороги пересекались на Южной стороне Чикаго. О запахе вокруг этих заведений можно только догадываться.
Но в последнее время железные дороги практически умерли, скотобойни закрылись, как, впрочем, и большинство местной тяжёлой индустрии. И Чикаго отправился зарабатывать деньги старым способом, покупая и продавая акции. Весь центр заставлен финансовыми заведениями, страховыми компаниями, банками. Люди ходят толпами, как и на Wall Street в Нью Йорке, не замечая ни солнца, ни машин, ни самих себя.
Наверное, если бы не было так жарко, душно, тесно, город произвел бы на меня намного лучшее впечатление. Сейчас же у меня сложилось ощущение, что в Чикаго, несмотря на самое высокое в Америке здание Sears Tower, нет ни размаха Нью Йорка, ни консервативной чопорности Бостона, ни свободной элегантности Сан-Франциско.
В Чикаго живет очень много поляков. Польские улицы, польский музей, польские рестораны. Интересно найти посреди Америки домашние налисники и ленивые вареники, голубцы и котлеты. В этом и заключается парадокс этой страны. Семьи, приехавшие сюда три поколения назад, могут, если захотят, сохранить свои традиции. Для остальных нас - это возможность испытать культуру и еду любого уголка мира, не отъезжая далеко от дома.
Вечером мы отправились с моим другом посмотреть на местные достопримечательности. Выбор достопримечательностей был возложен на него, как жителя Чикаго. На севере от города находятся красивые пригороды. Домики стоят за зелеными кустами, дорожки спускаются к озеру Мичиган. В домиках живут люди, которые ходили много лет назад по финансовому центру, не замечая жары и машин. Теперь им это больше не нужно. Они владеют компаниями, в которых трудится современное поколение. Рядом с ними живёт Майкл Джордан и прочие люди, для которых дом в несколько миллионов долларов не является единственным жилищем.
Недалеко от этого района находится собачий пляж. Два десятка собак и их хозяевa прыгают по песку и воде, отдыхая от страшной местной жары. Все ведут себя прилично, никто не рычит и не лает друг на друга. Даже собаки.
Затем мы отправились гулять на местный пирс. Вечером Чикаго превращается в довольно приятный, хотя и расплавленный за день, городок. С музыкой, гуляющим людьми, парусниками и туристами всех мастей и народов.
Если бы не местная погода и движение-стояние в центре, Чикаго был бы похож на Лос-Анжелес. Та же архаичность. Такие же безобразные строения. Чикаго олицетворяет для меня Средний Запад. Люди работают, отдыхают, создают семьи. Только вот им не повезло с местом. Их предки были достаточно смелыми, чтобы отправиться на Запад, но недостаточно смелыми, чтобы туда добраться.
День Тринадцатый.
Поездив еще полдня по Чикаго, попрощавшись с другом, я решил выбраться, наконец, из этого лабиринта. Это оказалось не так просто. На востоке от Миссисиппи идет Большой Ремонт Дороги. Везде. У нас здесь два сезона в году - зима и ремонт дорог. Машины втискиваются из трёх полос в одну, разлетаются снова, чтобы через двадцать миль опять прижиматься к бровке между оранжевых бочек вдоль полосы ремонта. Езда напоминает больше стоянку.
Местное радио рассказывает историю про девятерых человек, убитых в Атланте. За четыре часа езды до Детройта история разворачивается и сворачивается. Начинается она поиском убийцы, продолжается, когда полиция находит у него дома ещё три трупа, и заканчивается его самоубийством. Все просто и понятно. В следующие два месяца будут идти постепенно угасающие дебаты о том, можно ли позволять населению иметь оружие.
Политики будут набирать полные лёгкие горячего воздуха и важно проталкивать в жизнь свои платформы. Республиканцы будут за то, чтобы всем выдать минимум по мелкокалиберной винтовке. Демократы - за то, чтобы у всех отобрать пистолеты. Левые демократы, типа Кеннеди, этим не ограничатся. Они также будут ратовать за конфискацию острых ножей и, возможно, вилок. Эл Гор выступит за полное запрещение двигателей внутреннего сгорания. Его жена расскажет нам, что все беды идут от лирики в современной музыке. На этом всё утихнет. Это часть нашей страны - такая же неотъемлемая часть, как дорога, ресторан, мотель и заправка.
Канада, начинающаяся после Детройта, решила эти проблемы кардинальным способом. Там царит социализм. Оружие запрещено. Сервис отсутствует как концепция. С радаром еxать нельзя, конфискуют. Зато тихо и спокойно. Ну, кто-нибудь кого-нибудь удушит. Или топором череп разобьет. Но зато нет оружия. Интересно, если бы у удушенного был заряженный пистолет, как бы это закончилось?
Канадское радио передает ту же историю про Атланту, но с несколько другой точки зрения. Наше правительство, подчеркивают они, о нас заботится. Наши люди не стреляют друг в друга. Ну, кроме как когда напьются и пойдут на охоту. А то, что у нас нет презумпции невиновности и что налоги высокие и бензин по $2 US за галлон, это мелочи. И что страна наша распадается на части. Главное, мы люди спокойные и вежливые друг к другу. Да, есть еще Сингапур, там вообще лучше молчать и не переходить дорогу на красный свет, а то могут и расстрелять, не задумываясь. Издержки системы, зато чисто, вежливо и нет наркотиков. Вот тебе три вида правления, выбирай, что по душе. Посторонние мысли приходят в голову от скуки. Пустая канадская дорога в темноте, две полосы - ровная и прямая. Быстрее 90 миль в час ехать страшно. Кто их знает, какие у них здесь методы наказания. Все знаки на английском и на французском языках. Как всегда, государство даёт указание, люди рады выполнять. Поэтому вдоль дороги стоят два знака на расстоянии двадцати метров друг от друга. Знаки идентичны. На обоих написанно "100km/h = 60mph". Интересно, который из них французский, а который английский. То, что эта формула математически неправильна, не столь важно, как политическая правильность наличия двух знаков. На границе с Америкой - традиционный магазин безпошлинных товаров. Aмериканское виски нужно привезти в Канаду, продать американцам, ввезти обратно в Америку и выпить, а потом рассуждать про странности рынка, налогов, правительств и систем.
Баффало, на другой стороне границы, встречает усталого путешественника запахами, от которых может проснуться дедушка Сталин, даром что он умер сорок шесть лет назад. Местная нефтеперерабатывающая промышленность даёт о себе знать.
Через час езды я попал в Рочестер. Шестьсот пятьдесят миль за десять часов по плоским дорогам с ремонтами и объездами. Все, чего мне хочется - это спать. Я бы не стал спорить, даже если бы мои друзья сообщили мне, что они переселяются в Сингапур.
День Четырнадцатый.
Можно ли войти дважды в одну реку? Непонятно. Конфуций сказал бы, что нельзя. Иванушка-дурачок сказал бы, что можно. Билл Клинтон попросил бы дать более точное определение словам "река" и "войти".
Я был поставлен перед похожей дилеммой. Прожив в Рочестере двенадцать лет, мне было интересно, что я почуствую, попав туда после полутора лет отсутствия. Сразу скажу, что не почуствовал ничего особенного. Я все еще помню улицы и повороты. Я посмотрел на наш бывший дом. Погулял по берегу озера Онтарио. Дует ветер, вода зеленая и прозрачная, по озеру плавают лодочки тут и там. Все то же, и не то.
Другое дело - друзья. Они, в принципе, не меняются. Меняется лишь обстановка и водка, и то не всегда.
Рочестер остался тем, чем он всегда был. Архитипичным большим маленьким городом. Есть в Америке такой класс городов. В них и их пригородах живет полмиллиона - миллион народу. Обычно они питаются работами одной - двух - трёх больших компаний, вокруг которых размножается куча мелких. В городе такого плана всегда есть хорошие и плохие районы, хорошие и плохие школы, хороший и плохой театр, если город себя уважает, и средний, если нет. Магазины, кинотеатры, клубы, рестораны. Пара колледжей, иногда больше. В общем, достаточно различного вида заведений и учреждений, чтоб местная молодежь не изъявляла особенного желания уехать куда глаза глядят сразу по окончании школы.
Рочестер интересен тем, что он является довольно просвещённым городом белых воротничков. Историческое присутствие Кодака, Xerox и Baush and Lomb привлекло сюда людей с высшим образованием в точных науках. Многие из них со временем открыли свои небольшие компании. Два крупных и известных местных частных колледжа, один из которых я и закончил когда-то, выпускают инженеров и врачей, физиков и биологов. Времяпровождение города сводится к руганию местной погоды, ветренной и влажной до ужаса из-за близости огромного озера, и охам и ахам о том, что Кодак опять увольняет людей.
К сожалению, именно этим и портится вся идиллия городов такого плана. Когда самая большая компания начинает проливать кровь на рынке, за ней в омут попадает вся местная экономика. Начинается цепная реакция. Если Кодак ничего не покупает, свёртываются средние и мелкие компании. За ними следуют магазины и рестораны, прачечные, бензоколонки и прочие важные, но незаметные услуги.
До 1986го фода Кодак никого не увольнял в течении ста лет. Но с того времени, когда я попал в Рочестер, Кодак уменьшился со 115 тысяч рабочих до 25 тысяч. Не увернулся от этого в свое время и я, работая там контрактором семь лет назад.
Местные новости постоянно полны довольно пессимистичными прогнозами. Нет, никто не прыгает с моста под местный водопад, но искать в такое время работу не представляется занятием особенно плодотворным. Несмотря на это, подавляющее большинство жителей, да и я в том числе, считают такие городки идеальными. Они, наверное, действительно представляют из себя лучшее, что может быть в этой стране для семьи. Хорошее образование, недорогие дома, множество спортивных секций для детей, сравнительная безопасность, небольшие расстояния. Опять же, в местный театр приезжают музыкальные шоу с Бродвея несколько раз в году. До Нью-Йорка и Бостона шесть часов езды, до Торонто - три. Отличные горы для лыж в часе езды. Озера, на берегах которых стоят маленькие винные заводики. Мы ездили на них каждое лето пробовать вино.
Все прекрасно. Идиллия. Единственное, что мне не даёт покоя, это - почему приходилось себя уговаривать, что Рочестер настолько хорош? И, не взирая на все проблемы Бостона, не приходит в голову переселиться обратно? Оттого, что всякий кулик хвалит своё болото? Оттого, что я люблю Бостон больше других городов и всегда хотел жить именно здесь? Или оттого, что, несмотря на определения слов "река" и "войти", всё же чуствовать себя дома в Рочестере у меня уже не получается?
День Пятнадцатый.
Первая дальняя поездка, на которую я решился после получения прав, была, конечно, поездкой из Рочестера в Бостон. Четыреста миль, шесть часов, если не спешить. Помнится, тогда эта дорога казалась с непривычки ужасно длинной и утомительной. А дорога обратно и подавно. Я давно сбился со счёта моим поездкам по этой дороге. За тринадцать лет их было минимум патьдесят, но, наверное, намного больше. Мне знаком каждый съезд, каждый ресторанчик, каждый городок у дороги. Я знаю, где у меня закончится бензин. Помню большинство рекламных щитов. Не забыл, где прячутся под мостами наиболее рьяные представители нью-йоркской штатной полиции. Или где игнорируют законы полицейские штата Массачусеттс.
Если ехать быстро, но осторожно, за пять с половиной часов мимо окон промелькнут Сиракьюз, Ютика, Трой, Олбани, Спрингфилд и Вустер. Такие же городки, как Рочестер, только поменьше и победнее. Их население также уверено в своем идеальном местоположении, городских удобствах, наличии всех необходимых для тела и души заведений. Америка - счастливая страна. Потому, что её люди счастливы. Тем, что у них есть своя жизнь, и им дано в большой степени решать как, где и с кем ее проводить. Неотвратимы лишь смерть и налоги, остальное в твоих руках.
Машина гудит ровно, закрытые окна отделяют кондиционированный прохладный салон от сорокоградусного супа снаружи. Сколько же раз я все это видел? Что изменилось? Те же красивые Аппалачи, покрытые зеленью снизу доверху, срезы коричневых гранитных скал, заложенные уши на пологих перевалах, серый и черный асфальт прямой и ровной дороги. На подъёмах от асфальта, как мираж, поднимается горячий воздух. Кажется, что сейчас въедешь в расплавленное озеро, которое неожиданно исчезает, чтобы возникнуть на горбушке следующего подъёма. Меня не поражает уже технология трехэтажных бетонных развязок и высоченного моста через Хадсон. Куда-то делось детское чуство удивления, замененное, к сожалению, более взрослым созерцанием со стороны.
Когда-то эта дорога заставила меня понять, в чём заключается свобода этой страны. И поверить, что если её понять, то её можно полюбить именно за эту свободу и доступность. Сядь в машину и едь в любую сторону. Всё перед тобой.
Сегодня я могу слушать по радио бейсбольную игру между Boston Red Sox и ненавистными New York Yankees. Крутить руль и давить на педаль. Думать о последних двух неделях и о том, что я увидел за прошедшие 13 лет. Делать или не делать выводы. Нарушать или не нарушать ограничения скорости. Писать или бросить. Да мало ли, о чем может думать человек? Свободный человек в свободной стране.
(C) Mike Stukalin, 1999
